Корсары под андреевским флагом (окончание)
На вернувшегося через несколько дней в Триест Качиони набросились кредиторы с требованием оплатить давно просроченные платежи. Качиони же отвечал им, что поскольку его флотилия передается казне, то со всеми претензиями но уплате долгов следует теперь обращаться к российскому начальству. Тогда кредиторы взялись за князя Мещерского. Консулы французский, венецианский, неаполитанский и рагузский требовали от князя выплаты денег по долговым распискам Ламбро Качиони. Австрийские купцы и банкиры настаивали на наложении ареста на суда флотилии. Мещерский, имевший весьма ограниченную сумму денег, к тому же предназначенных на исправление судов флотилии и снабжение их продовольствием для плавания в Сиракузы, вынужден был значительную ее часть выдать на покрытие самых экстренных долгов Качиони.
Нанятый Мещерским в местном адмиралтействе корабельный мастер вместе с Ламбро Качиони осмотрел суда. Ведомость повреждений и расчет стоимости их исправления повергли Мещерского в отчаяние. Он отправил Заборовскому донесение об острой нехватке денег, а пока распорядился вести работы по устранению лишь тех повреждений, без исправления которых суда вообще не могли идти в море. Четыре судна, бывшие в наихудшем состоянии, он намеревался вообще разоружить и оставить в Триесте, а людей с них перевести на другие суда.
К этим осложнениям прибавились вспыхнувшие волнения среди экипажей корсарских судов, требовавших выплаты положенного им жалованья, которого они не получали уже несколько месяцев. Качиони, верный своей политике, отправлял капитанов и матросов к Мещерскому, ссылаясь опять же на то, что теперь за все должна платить казна.
Весьма правдоподобно, что эти волнения были инспирированы самим Ламбро Качиони и его ближайшими сподвижниками, знавшими об отсутствии денег у Мещерского и Заборовского, и старавшихся таким образом заставить их отказаться от принятия корсарской флотилии в казенное ведомство.
Дальнейший ход событий в Триесте, приведший к аресту Ламбро Качиони, весьма красноречиво описан в рапорте В.Мещерского от 24 января 1789 года, выдержки из которого приводятся ниже. (27)
«…Майор Ламбро Качони неоднократно покушался как сам, так и через знакомцев своих уговаривать меня, и просить, чтобы не посылать его в Сиракузы, а отправить прямо в крейсерство, но как я всегда отвечал, что сего сделать невозможно, и чем, более настоял я в сем ответе, тем менее примечал попечения в нем, о скорейшем исправлении судов. …Наконец, когда все было окончено и все суда уже вышли на рейд, ожидая первого способного ветра, чтобы сняться с якоря, майор пришед к консулу нашему, сказал, что он знает, что ему все изменят, и что я сказал, что от него отымут его флотилию, почему он мне не повинуется и в Сиракузы не едет, и кричал таким голосом, что привел консула в великое замешательство…
Призвав тотчас майора к себе, старался вывести его из сего заблуждения…, но Ламбро Качони вместо повиновения должного и признания своего проступка, сказал мне, что он меня не слушает и не повинуется, и в Сиракузы не едет, что отказывается от флотилии, отказывается от команды и от всего.
…На другой день… Ламбро Качони пришел к консулу нашему, бросил ему на стол, бумагу, и. не хотя выслушать от него ни слова, вышел от него вон. Бумага сия содержала в себе на меня протест и наполнена дерзкими выражениями жалоб, в заключение оной объявляет, что находится, в военном порте, и что уже предал себя покровительству императора. Потом пришед прямо к губернатору, которому представил письменное о сем. объявление, и просил, принять его в службу и покровительство императора. Губернатор отказал ему принять сие прошение и купно с командующим генералом старался, обратить его к должности, уговаривая и советуя дружески, но он не только не хотел внимать благоразумным их советам, сказал им, что он не русский, а грек, и потому ничем, российской императрице не обязан и никакому российскому начальнику не повинуется, а притом,, ежели захочут употребить над ним какое насилие, то он имеет много людей на своей стороне. После чего собрал к себе сколько мог капитанов сих судов и, матросов, внушая им, чтоб они моим приказаниям, никак не повиновались и на суда свои отсюда бы не ходили и знали бы только его одного. Потом, вышед на площадь города, кричал во весь голос, что я хочу отнять его флотилию, что хочу его и людей, всех его погубить, что мне прислано от двора пятьдесят тысяч червонных для награждения им, но я оные похитил, присвоив себе, и не дал им ничего, и таковыми разными средствами подвигал их к бунту.
Узнав о сем., я пошел немедленно к губернатору и просил, чтоб повелено было его арестовать… Видя, что не мог словестно убедить губернатора и командующего генерала арестовать его, подал о том письменно ноту, на которое последовало решение удовлетворить мое требование и его арестовать. Созвав потом к себе всех капитанов, требовал от них отзыва, кто повинуется идти в Сиракузы, но как они уже (тли от него предупреждены внушением., что кто из них будет повиноваться моим повелениям, тот не получит, ничего за. все время их службы и должной им из призов часты. Почти все отказали, исключая тех, которые я вчерашнего дня под командою Петра Алесизополя отправил в Сиракузы.
…В требовании кредиторов я подозреваю общее с ним, согласие. Он и поныне продолжает, будучи под арестом, свои деяния, подает на меня протесты и поощряет своих людей требовать освобождения его…»
Между тем окончился период зимних штормов. Турецкие шамбеки, чек-тырьме, габары, кирлангичи снова плавали в водах Архипелага, а корсары продолжали оставаться в гавани Триеста, отказываясь выходить в море без Качиони. И уж ни под каким видом корсарские капитаны не собирались идти в Сиракузы, где контр-адмирал Гиббс только и ждал их прихода, чтобы отобрать патенты.
Все это, в общем, привело к тому, что в тюрьме Ламбро Качиони пробыл недолго. По распоряжению (28) генерал-поручика Заборовского он был освобожден и вновь назначен начальником своей флотилии, которая стала называться «легкой российской флотилией». (29) Заборовскому пришлось пойти на комиромис: оставив флотилию полностью в руках Качиони, он потребовал от последнего обещания подчиняться во всем, что касается боевых действий, контр-адмиралу Гиббсу.
Поскольку флотилия фактически осталась собственностью Качиони, он должен был вернуть казне деньги, которые были израсходованы на ремонт и снабжение его судов Мещерским. В счет этой суммы Качиони обязывался снабжать в случае необходимости казенную флотилию продовольствием, людьми, военным снаряжением.
8 апреля 1789 года легкая флотилия в составе девяти судов под командованием Ламбро Качиони оставила Триест и вышла в море. (30) Перед отходом майор обстоятельнейшим образом описал свои триестские злоключения в рапорте князю Потемкину. Светлейший не оставил без внимания жадобу отважного предводителя корсаров. Учитывая успехи его флотилии в прошедшую кампанию и желая как-то вознаградить Качиони за гонения со стороны местного командования, а главное, для поднятия боевого духа перед грядущими сражениями, Потемкин произвел Качиони в подполковники. (31) Правда, сам Качиони узнал об этом не скоро.
Из бурных событий прошедшей зимы, едва не стоивших Качиони флотилии и свободы, он, надо думать, сделал вывод о необходимости подыскания надежного пристанища для своих судов и людей, куда не могли бы дотянуться ничьи «дружеские» руки. Качиони решил обосноваться на турецкой территории, захватив один из небольших островов Архипелага. Здесь, оставаясь формально под российским командованием, корсары оказывались практически недосягаемыми для всех кроме, разве турков. А их Качиони боялся меньше всего. Поэтому флотилия из Триеста направилась прямо в Эгейское море, где 17 апреля корсары заняли остров Зеа, «порт которого, — как считал Качиони, — при вступлении в Архипелаг есть лучший из всех прочих островов для учинення сопротивления». На Зеа корсары построили батареи, склады, небольшую верфь для мелкого ремонта судов. (33)
Почти одновременно с корсарской флотилией из Сиракуз в море вышел еще один отряд из шести вооруженных судов. (34) Два из них были из состава казенной флотилии, а четыре других являлись теми корсарскими судами, которые Мещерскому удалось отправить из Триеста в Сиракузы. Командование этим отрядом контрадмирал Гиббс поручил завербованному на русскую службу французу лейтенанту де Шаплету. Три самых крупных корабля казенной флотилии, именовавшихся в документах фрегатами, находились еще в Мессине, где под присмотром Г.Лоренци они ремонтировались, готовясь к первому своему походу в Архипелаг.
В соответствии с планом (35) генерал-поручика Заборовского, корсарская и казенная флотилии должны были встретиться в море, и затем одним отрядом отправиться в северную часть Эгейского моря. Там предполагалось суда флотилий развернуть цепью от Афонской горы до малоазиатского берега для блокирования Дарданелльского пролива и пресечения доставки в Константинополь продовольствия.
Отряд де Шаплета по пути в Архипелаг осмотрел морейский берег. В одной из бухт была обнаружена построечная площадка с почти уже готовой к спуску на воду крупной 36-пушечной шамбекой. Де Шаплет под прикрытием корабельных пушек высадил на берег десант, который сжег это судно, предназначавшееся для турецкого флота. На подходе к Непропонту (36) российские суда встретили турецкий 20-пушечный кирлангич. Удача сопутствовала де Шаплету: кирлангич был потоплен. Затем суда отряда обстреляли из корабельных орудий порт Кристо, где было, судя по рапорту Гиббса князю Потемкину, «побито турок до двухсот человек». (37)
Активизация действий российских флотилий в Эгейском море принудила турецкие власти послать туда эскадру из трех небольших линейных кораблей и семи других военных судов. Первым с турецкой эскадрой встретился де Шаплет. Три дня его легкие суда крейсировали в виду турецкой эскадры, а затем ушли на соединение с отрядом Лоренди, находившимся уже на подходе к Архипелагу. (38)
Получив от де Шаплета сведения о численности и местонахождении вражеской эскадры, Гвильельмо Лоренци отправил нарочного на посыльном судне к Ламбро Качиони с приказом присоединиться к его флотилии. Качиони со своими корсарами в это время находился на острове Зеа. Спеша соединиться с ними, Лоренци решил идти прямо к Зеа. Однако на пути туда он встретил турецкую эскадру, состоявшую теперь уже из трех линейных кораблей, четырех фрегатов, пяти кирлангичей, и двух полугалер. Силы противников были явно не равны, но Лоренци, надеясь на скорый подход флотилии Качиони, решил не уклоняться от боя. Российская флотилия и турецкая эскадра маневрировали, стараясь выиграть ветер и занять благоприятную для боя позицию. При каждом удобном случае противники обменивались залпами, в большинстве своем безвредными, служившими, скорей, для поднятия боевого духа экипажей, чем для поражения врага. Весь день и наступившую ночь противники провели в таком маневрировании. Утром следующего дня Лоренци решился начать сражение имевшимися у него в наличии силами. На грот-мачте флагманского корабля был поднят сигнал: судам флотилии лечь в линию баталии. Вялый и осторожный бой продолжался без какого либо успеха около трех часов, после чего противники разошлись.
Вскоре с той стороны, куда ушла турецкая эскадра, донеслись глухие отзвуки пушечных выстрелов. Сомнений быть не могло: в бой вступили корсары Ламбро Качиони. На судах казенной флотилии спешно поставили все паруса, но слабый ветер еле передвигал суда. Постепенно отголоски далекого сражения утихли. К исходу дня к казенной флотилии пришло посыльное судно из вольной флотилии, подтвердившее догадку, что корсары напали на отходившую турецкую эскадру. Справиться с крупными вражескими кораблями легким корсарским судам было не под силу, и постреляв по неприятелю с дальней дистанции, корсары вернулись к себе на остров Зеа. Туда же направилась и казенная флотилия.
При подходе к острову отряда Лоренци его встретило вышедшее навстречу посыльное судно, капитан которого объявил требование Качиони не входить в порт. В противном случае пушки, установленные на береговых укреплениях откроют огонь. Делать было нечего, и Лоренци приказал своей флотилии лечь в дрейф, а сам на шлюпке отправился на берег. Там его встретило буйное веселье. Музыка, пьяные выкрики, смех неслись со всех сторон. Как оказалось, Ламбро Качиони праздновал свое бракосочетание. Лоренци удалось все же встретиться с предводителем корсаров и уговорить его немедленно выступить против турецкой эскадры.
Казенная и вольная флотилии, впервые соединившись в один отряд, поплыли к острову Тино. От встреченного греческого судна удалось получить достоверные сведения, что неприятельская эскадра находится на рейде у острова Самос, где турецкие корабли устраняют повреждения, полученные в недавних стычках с российскими флотилиями. Греческий капитан сообщил также, что турки получили подкрепление: к Самосу прибыли недавно еще четыре фрегата и две шамбеки.
Лоренци собрал на борту своего судна военный совет, на который прибыл и Ламбро Качиони с несколькими своими офицерами. План нападения на турецкую эскадру, предложенный Гвильельмо Лоренци, предводителем корсаров был встречен в штыки. Качиони во всеуслышание заявил, что ничьих указаний и советов он не примет, хотя бы они и исходили от самого графа Орлова-Чесменского, что это он прислан князем Потемкиным начальствовать в Архипелаге, и что ответ в своих действиях он будет давать только самой государыне. Военный совет тут же перерос в скандал. Лоренци и Качиони, не слушая один другого, старались криками и бранью доказать свое главенство. Выйдя на палубу, Качиони продолжал кричать, требуя возвращения своих четырех судов, включенных в состав казенной флотилии. Потом он стал предлагать столпившимся вокруг матросам переходить к нему на службу, обещая платить им намного больше, чем они получали у контр-адмирала Гиббса. Опасаясь, что команды его судов соблазнятся обещаниями Качиони, Лоренци поспешно отделился от корсарской флотилии. Тем временем неприятель получил еще подкрепление: из Мраморного моря прибыло несколько небольших вооруженных, судов. Теперь турки располагали в Архипелаге флотом из тридцати шести военных судов различной величины. Лоренци получив эти сведения вновь собрал военный совет. Командиры судов его флотилии письменно, как этого потребовал Лоренци, опасавшийся, что потом его обвинят в трусости, изложили свое категоричное мнение о безрассудности открытых военных действий против неприятельского флота после отделения корсарской флотилии. (39)
Казенная флотилия еще некоторое время крейсировала в Архипелаге, пока не исчерпался скудный запас продовольствия, бывший на судах. Затем она вернулась в Сиракузы. В море эта флотилия так уже и не вышла до конца года. В донесении князю Потемкину Гиббс сообщал: «… Что принадлежит до казенной флотилии, … не получив я ни с какой стороны на требования мои помощи деньгами, не нахожу себя в состоянии не только оную вооружить, но не нахожу средств содержать оную в порте» (40)
Турки, тем временем, решили одним ударом покончить с так досаждавшей им корсарской флотилией, напав на нее врасплох во время стоянки в ее убежище у острова Зеа. И это им почти удалось. Греческие наблюдательные посты неожиданно обнаружили на рассвете многочисленный турецкий отряд почти у берегов острова. Однако корсарские суда, за исключением одного, успели выскочить из бухты и рассыпаться по морю, прежде чем турки заблокировали выход. Одним из последних через кольцо вражеских судов прорвался Ламбро Качиони на «Северной Минерве», у которой турецким ядром была повреждена грот-мачта. Оставшееся в порту судно корсары подожгли, чтобы оно не досталось неприятелю. Легкие турецкие суда вошли в порт и высадили десант. Турки не щадили никого. Под пулями и ятаганами падали женщины, старики, дети. Несколько дней стояла эскадра у Зеа. Турки обшаривали остров, заглядывая во все пещеры и расщелины в поисках спрятавшихся греков, грузили на свои корабли богатую добычу: оружие, припасы, продовольствие все, что было захвачено корсарами в их походах и хранилось на острове. Укрепления, построенные корсарами, турки срыли, а находившиеся там пушки перевезли на свои суда.
Качиони собрал свою флотилию в Занте. Озлобленный постигшей его неудачей, он отправил все свои суда, кроме «Северной Минервы», требовавшей серьезного ремонта, «промышлять по их воле и не взирая ни на какой флаг».
Отношения между командованием казенной флотилии и Ламбро Качиони обострились до крайности. В ноябре контр-адмирал Гиббс отправил Потемкину донесение с обвинениями в адрес Качиони, где, в частности, писал: «…Греков разоряет и нейтральным судам делая обиды ежевременно умножает на себя жалобы, из коих получил я вторично уже, присланную при письме именем его величества неаполитанского. Жалоба сия заключает в себе, чтоб майор Ламбро возвратил отнятые суда у некоторых греков, коих послал я с ордером к нему рассмотрев прежде комиссиею правоту их жалобы, но майор Ламбро вместо удовлетворения высек двух из них нещадно и отпустил, сказав публично, вот сколько я повинуюсь повелениям, адмирала Гиббса.
…Старался я соблюдать всевозможную подробность во всех моих наставлениях и повелениях, кои майор Ламбро не с пренебрежением, но с ругательством, принимая, давал знать о том всем,, называя себя начальником ни от кого не зависящим, выдавая приказы по многим, островам архипелажским, угрожая через оные разорить до основания всех, кто без его ведома, казенной флотилии сделает помощь». (41)
Казенная флотилия для ремонта и подготовки к следующей кампании 1790 года перешла из Сиракуз в Триест. Туда же отправился генерал-майор Псаро, принявший командование этой флотилией.
В последних числах января нового 1790 года контр-адмирал Гиббс, продолжавший оставаться со своим штабом в Сиракузах, получил от Псаро сообщение о скорой готовности флотилии к выходу в море. 4 февраля контр-адмирал отправил к Качиони армейского капитана Е. Палатино с ордерами и инструкциями, предписывающими корсарской флотилии ожидать у Петаллы прибытия генерала Псаро для дальнейших совместных действий против неприятеля. (42)
Прошедшую зиму Ламбро Качиони провел на острове Итака, родине легендарного Одиссея. Остров располагал удобной гаванью и был прекрасным и надежным убежищем от многочисленных кредиторов и агентов контр-адмирала Гиббса. Находясь под формальной защитой законов Венецианской республики, которой принадлежали Ионические острова, и, что для Ламбро Качиони были особенно важно, под непосредственной опекой полномочного посланника в республике министра А.С. Мордвинова, он мог без опаски заниматься подготовкой и вооружением своих судов перед новыми походами в Архипелаг.
Прибывший на Итаку Палатино уже не застал там корсарскую флотилию. Еще 28 января она ушла в Эгейское море. Посланец Гиббса отправился за ней вдогонку. Только через два месяца, после долгих мытарств и приключений, ему удалось настигнуть «Северную Минерву» у острова Зеа, где Качиони принялся вновь восстанавливать срытые турками укрепления. Передав предназначенные Ламбро Качиони бумаги и видя его решительное нежелание идти в подчинение генералу Псаро, капитан Палатино принялся за уговоры и угрозы, пугая предводителя корсаров гневом императрицы. Качиони в присутствии всех своих офицеров клятвенно заверил Палатино в «повиновении воле ее императорского величества», но идти на соединение с казенной флотилией наотрез отказался. (43) В подтверждение своей преданности России, Качиони показал Палатино полученное примерно месяц назад письмо, написанное неким С.Маврогени по поручению капитан-паши Гази Хусейна. В этом послании капитан-паша от имени султана предлагал Качиони перейти на турецкую службу со всем его войском, обещая за это всем полное прощение, самому же Качиони титул бея и любой, на его выбор, остров в Эгейском море в вечное его и его потомков владение. В противном случае капитан-паша грозился разорить и умертвить всех живущих в Греции родственников Качиони. (44)
В первых числах мая Ламбро Качиони получил от своих лазутчиков сообщение, что у острова Сикро находится турецкая эскадра. Не долго раздумывая, Качиони решил ее атаковать, надеясь сполна рассчитаться с турками за свое прошлогоднее поражение у острова Зеа. Его совершенно не останавливало обстоятельство, что вражеская эскадра насчитывала двадцать три корабля разной величины, а его флотилия состояла только из семи судов, среди которых самым крупным кораблем была «Северная Минерва».
Утром 5 мая наблюдатели с корсарских судов заметили вдали верхушки парусов идущей контр курсом турецкой эскадры. Противники сошлись в полдень близ острова Андрос. Начался бой, длившийся без какого-либо успеха весь день. С наступлением темноты эскадры разошлись. Не имея на судах сколько-нибудь серьезных повреждений, Качиони решил с рассветом вновь атаковать неприятеля, несмотря на заметно уменьшившийся запас пороха и снарядов. Однако наступившее утро принесло неожиданность, оказавшуюся для корсаров роковой. На месте отдалившейся вражеской эскадры корсары увидели пришедший ночью на помощь туркам отрад из одиннадцати алжирских судов, которые тут же пошли на сближение.
Алжирцы были не чета туркам. Опытные и отважные моряки, пираты с многовековыми традициями, державшие в страхе все Средиземноморье, они умели сражаться ничуть не хуже корсаров. В полдень, когда алжирцы почувствовали, что огонь корсаров стал ослабевать из-за нехватки боеприпасов, они пошли на абордаж. Несмотря на яростное сопротивление, алжирцам удалось захватить три судна. Не желая, чтобы поврежденная «Минерва» досталась врагу, Качиони приказал поджечь корабль, а сам с оставшимися в живых членами команды перешел на подошедший к борту кирлангич. Этому и еще одному быстроходному судну удалось оторваться от преследования и уйти. Последний из оставшихся корсарских кирлаигичей, на котором находился и Егор Палатино, продолжал отстреливаться, отходя к Андросу. Уже в темноте стали под берегом на якорь. На судне не оставалось ни ядер, ни пороха. Корсары, не подчиняясь ни приказам капитана, ни уговорам Палатино дождаться ветра и попытаться, пользуясь темнотой, уйти, стати прыгать за борт и добираться вплавь к близкому берегу. Поняв, что экипаж не удержать, капитан кирлангича приказал стрелять в днище, намереваясь затопить судно. Но оно осело на мелкое дно и утром было захвачено алжирцами. (45)
Поражение у Андроса, где Ламбро Качиони потерял «Северную Минерву», четыре легких судна и около двухсот человек, было для него тяжелым ударом. В донесении Потемкину, которое светлейший получил в июле, Качиони постарался, по возможности, сгладить последствия этого поражения и заверил князя, что исправя оставшиеся суда, вскоре опять выйдет в крейсерство в неприятельские воды. Храбрый до безрассудства грек, нападавший на своих небольших судах на регулярные морские силы Турции, импонировал князю. Стараясь поддержать Качиони после разгрома у Андроса, вдохновить его на продолжение активной борьбы с турецким судоходством, а заодно показать, как российское правительство высоко ценит тех, кто ему верно служит, Потемкин 20 июля обратился к Екатерине II с просьбой о пожаловании Ламбро Качиони в полковники. Уже 29 июля императрица подписала указ: «В награждение усердной службы подполковника Ламбро Качиони отличной его храбрости и мужества неоднократно оказанных в сражении с турецким морским вооружением в ее милостивейше пожаловали мы его в полковники». (46)
12 сентября того же 1790 года Ламбро Качиони за свои подвиги был награжден военным орденом Св.Георгия 4-ой степени. (47)
Так закончилась самая яркая страница в действиях вольной корсарской флотилии и жизни ее бесстрашного предводителя. Но впереди его ожидало еще много драматических событий. Впереди были попытки возрождения флотилии и рискованные плавания в водах Архипелага, прибытие из России от князя Потемкина нового командующего генерал-майора В.С.Томары и объединение судов корсарской и казенной флотилий в один отряд под началом Ламбро Качиони. Впереди было еще известие о победе России в войне с Турцией и Ясский мирный договор, ставший причиной раскола флотилии и приведший к мятежу той ее части, которая под предводительством Ламбро Качиони отказалась сложить оружие и стала на свой страх и риск продолжать ставшие теперь уже пиратскими действия против турецких и нейтральных судов.
Потеряв покровительство России, оказавшись вне закона, Качиони вынужден будет уйти со своими судами в Майну, где осенью 1792 года турецкая эскадра безжалостно уничтожит ненавистную корсарскую флотилию. Качиони удастся бежать, но погибнет его старший сын, а жена с малолетними детьми попадут в руки турков. Потом будут долгие месяцы скитаний в горах Албании, в течете которых влиятельные сторонники Качиони будут писать в Петербург прошения и ходатайства о его прощении, и Екатерина II, вспомнив его былые заслуги, позволит ему возвратиться в Россию.
В 1794 году он прибудет через Константинополь в Николаев и встретится с вице-адмиралом Н.С.Мордвиновым, вновь назначенным после «потемкинской» опалы председателем Черноморского адмиралтейского правления. Мордвинов через последнего фаворита престарелой императрицы П.Зубова добьется разрешения на приезд Качиони в столицу, в надежде, что удастся доказать специальной правительственной комиссии, занимающейся разбором средиземноморских дел, законность действий корсарской флотилии и добиться выплаты вознаграждения за захваченные и потопленные турецкие суда. Свыше двух лет проведет Качиони в Петербурге, давая показания, составляя прошения, обивая пороги влиятельных сановников. Его имя станет известным во всех модных салонах, и модный художник Лампи-сын напишет его портрет, а также портрет его красавицы жены.
Уже после смерти Екатерины II ее царственный сын Павел I особым указом утвердит решение комиссии о выплате Качиони денежной компенсации в сумме 576 тысяч рублей. Другим указом Павел I определит бывшего предводителя корсаров, переименованного из полковников в капитаны первого ранга, в Черноморский гребной флот. Затем начнется судебная тяжба с Н.С.Мордвиновым и его компаньонами, пожелавшими получить свою долю из той немалой суммы, что досталась Качиони. Будет еще покупка имения в Крыму и тихие годы береговой службы, которым подведет черту скупая строка в «Общем морском списке»: «…Находился в Одессе. Скончался в начале царствования Александра I».
В заключение позволим высказать предположение, суть которого относится, может быть, не столько к истории, сколько к литературе.
В творческом наследии великого английского поэта Джорджа Гордона Байрона есть несколько известных произведений, героями которых являются вожаки корсаров. Это, прежде всего, «Корсар», одна из созданных в 1813-1816 годах романтических «восточных поэм», и «Дон-Жуан» — монументальный реалистический роман в стихах, написанный в 1818-1824 годах. Общеизвестно, какую огромную роль в создании этих произведений сыграли впечатления, полученные поэтом во время его двухлетнего путешествия (1809-1811 гг.) по странам Средиземноморья: Португалии, Испании, Албании, Греции и Турции.
В бурную историю Средиземноморья, начиная с античных веков, кровавой нитью вплетена история морского пиратства. Десятки и сотни имен удачливых и беспощадных морских разбойников разных национальностей, хозяйничавших во все времена в Средиземном море, хранят анналы истории пиратства. Уже сам этот факт, на первый взгляд, достаточен для объяснения появления образов корсарских вождей в произведениях Байрона. И, видимо, поэтому исследователи творчества великого поэта не отождествляли вожаков корсаров с реально существовавшими лицами, а видели в них только отвлеченные образы мятежных, свободолюбивых личностей, бросивших вызов обществу, богу, судьбе и ставших на путь непримиримой борьбы, мести, преступления.
Однако вспомним, что поэт побывал в местах, где гремела слава российских корсаров, спустя примерно два десятилетия, когда были еще свежи и ярки воспоминания о бесстрашном Ламбро Качиони, и были живы многие из его сподвижников. Беспримерная война корсаров с турками, обрастая вымыслом и превращаясь постепенно в легенду, не могла не оставить глубокий след в памяти греков. В каждом греческом городке и селении, где побывал Байрон, он наверняка слышал рассказы о подвигах Ламбро и его товарищей. И, видимо, совсем не случайно в третьей песне «Дон-Жуан» вожак пиратов носит имя Ламбро. Так же как не случайно Байрон поместил пиратский поселок на безымянном острове где-то в Архипелаге, в чем явно прослеживается параллель с базой корсаров на острове Зеа.
Уместно также отметить, что действия романа «Дон-Жуан», вообще отличающегося высокой степенью реалистичности изображаемых конкретно-исторических лиц и событий, хронологически отнесены к концу XVIII века, то есть примерно ко времени действий российской корсарской флотилии в Архипелаге.
Сам Байрон не раз подчеркивал точность своих описаний. В письме к Мерри 23 августа 1821 года поэт писал: «Почти все в «Дон-Жуане» взято из действительной жизни, моей собственной или чужой». (48)
Даже в «Корсаре», при всей неконкретности лирико-эпического повествования, можно выделить два обстоятельства, являющихся отголосками событий, происходивших в Архипелаге: во-первых, и в этой поэме пиратское гнездо поэт поместил на острове, и, во-вторых, противником корсаров были турки.
И, наконец, обратимся к «Абидосской невесте», написанной Байроном в 1813 году, где есть такие строки:
…в чаянии свобод
Здесь Ламбро гордые сыны
С друзьями чертят план войны, —
Сев у костра летят мечтою
Снять с райев гнев их роковой.
В примечании (49) к этой поэме Байрон дает знаменательную справку: «Ламбро Канцони, грек, знаменитый своей борьбой в 1789-90 гг. за независимость своей родины. Покинутый русскими, он сделался пиратом… Он и Рига — два самых великих греческих революционера».
Таким образом, есть все основания утверждать, что российский офицер, георгиевский кавалер Ламбро Качиони, с его бурной, полной превратностей, взлетов и падений жизнью, послужил, пусть и не в полной мере, прототипом при создании Байроном образов корсарских вожаков. Так имя российского корсара Ламбро Качиони осталось жить в произведениях великого английского поэта, получив всемирную, но анонимную известность.
____________________________________
Литература
28. Там же, ф. 150, on. 1, д.34, л. 1059.
29. Архив гр.Мордвиновых, с. 445.
30. ЦГИА, ф.994, on. 2, д.26, л. 1; ЦГАВМФ. ф. 197, on, 1, д.63, л. 168.
31. Бумаги кн. Т.А.Тіоітмкипа-Таврического. Сборник воєнно-исторических материалов. Вып. YIII, СПб., 1895, с. 122.
32. ЦГАВМФ, ф. 150, on. 1,д.31,л. 1050.
34. Там же, ф.197, оп.1,д.63,л, 168.
35. Архив гр. Мордвиновых, с. 442.
37. ЦГАВМФ, ф. 197,оп, 1,д.28,лл. 1-9.
44. Там же, ф. 150.on. 1,д.34,лл. 1064-1065.
45. Там же, ф. 197,011,1,д.64,л,84,
46. Там же, ф. 212,11 отд., д. 309, л. 2.
47. Там же, ф. 150, он. 1,д.34,л, 1073.
48. Дж, Т. Байрон, Сочинения, т. 3. М., Художественная литература, 1974, с. 514.
49. The Works of Lord Byron, Poety ed.hy Т.Н. Coleridge, L. 1901-1904, viil,p. 194.